глава 39

Он предпочел бы скрыть свое состояние за маской невозмутимости, но в голосе прозвучала обида. Царевич Солгар чувствовал себя использованным и испытывал досадливое двойственное чувство.

Лесарт прошелся по комнате, пригладил волосы, потом заложил руки за спину и спросил:

- Что именно вы хотели бы услышать, царевич?

Голос звучал мягко, Солгару даже почудились в его интонации отголоски боли. Молодой человек нахмурился и тряхнул головой, отгоняя впечатление. И все же оно осталось.

- Почему вы под личиной?

Лесарт взглянул на него с недоумением, мол, и это надо объяснять? Но Солгар продолжил:

- Я понимаю, что вы хотите остаться неузнанным и прикрыться мной. Но зачем вам это?

На этот раз Лесарт повернулся к нему всем корпусом.

- Вы правы, царевич, мне нужно попасть кое-куда и остаться неузнанным.

- Во дворец Гелсарта? - спросил Солгар.

- Да.

Повисло молчание. Ответа как такового не было, все это Солгар и без того знал.

- Еще вопросы?

- Да. Кто эта женщина, что она должна передать, а главное, кому.

Солгар и сам не заметил, как перешел на сугубо деловой тон. Ему уже приходилось принимать участие в военных действиях, бывал в походах с Мелиаром. Потому имел представление о том, что есть военная хитрость и план операции. Именно это сейчас и затевалось. И, черт побери, ему нужно было знать этот план.

Лесарт кивнул и заговорил уже серьезно, как будто принял негласное соглашение, и с этого момента они партнеры.

- Эта женщина знает меня с детства. Она... моя няня. После того, как я бесследно исчез, а Гелсарт объявил о моей смерти, - Лесарт усмехнулся, - Отправилась с паломничеством к Салимскому Оракулу. Там мы встретились вновь. Она осталась при храме.

Царевич воскликнул, пораженный внезапной догадкой:

- Так она могла знать Ивалион?

- Да, она знала Ивалион.

- А... - оторопело поскреб в затылке Солгар.

- Здесь она служит уже много лет. Уходя из Салимского храма на север, я просил ее об этом.

Надо было осмыслить. Умом Солгар понимал, что Лесарт мог провидеть этот момент, но все равно, принять подобное было слишком сложно. Неожиданно для себя он спросил:

- Так в жизни все предрешено?

- Можно сказать и так. Но многое, если не все, решает наш выбор.

Опять повисло молчание, с последней фразой царевич не мог не согласиться.

- А ее сын, кто он?

Лесарт хмуро взглянул на него из-под бровей и ответил:

- Главный повар на дворцовой кухне моего брата.

Что-то никак не увязывалось это в голове у Солгара. Послать весточку на кухню... На кухню? Нет, серьезно... У него слегка глаза на лоб полезли от усилий. Решил додумать после.

- Какова моя роль в этом? - спросил он у Лесарта.

- Вы очень удачно обозначили свою роль перед наместником, царевич. Ее и придерживайтесь.

- В смысле... что я - дядя Гесты?

- Да. И по закону моей... кхммм... Гелсарта страны вы, как близкий родственник, имеете право видеть девушку, чтобы удостовериться, что с ней все в порядке и условия брачного договора соблюдены.

- Я? Да? О...

С точки зрения Солгара это была ошеломительная новость.

- Значит, я смогу увидеться с Гестой? А вы, стало быть, пойдете вместе со мной и... - начал он развивать свою мысль.

- Нет, царевич. У меня другая цель.

- Какая?

- Сейчас я вам этого сказать не могу. Если вы будете знать, поверьте, мой брат сможет вытащить это из вашей головы.

Обидно, но в словах наставника был резон.

- Остальное на месте, - устало проговорил Лесарт. - А сейчас я бы посоветовал вам обмыться, поужинать и лечь спать. Завтра нам понадобятся силы.

На этот раз Солгар возражать не стал.

***

Отправив царевича восстанавливать силы, сам наставник Лесарт не пошел спать. Молодой человек уже десятый сон видел, а он еще долго сидел, застыв в одной позе, и смотрел на огонь.

Обдумать еще раз, сотый, тысячный.

У него нет права на ошибку. Потому что теперь в его руках тоненькие ниточки слишком многих жизней. Их судьбы, счастье...

Лесарт смотрел на огонь и видел то, что показал ему когда-то в видении странствующий жрец.

***

Женщина, не молодая, не старая. Из тех, кто живет в лесу у границы, промышляя травами. Бедная хижина. Знахарка. И у нее сын, десятилетний волчонок-обротень. Первый оборот, его стало корежить, а во дворе как раз стоял один из отрядов, посланных Гелсартом для зачистки. Солдатам велено было уничтожать всех оборотней, без разбора. Мол, разоряют угодья и отказываются платить дань.

Воины Гелсартовы убили мальчишку прямо на глазах у матери. Несчастная с криком бросилась на тех, кто разрубил волчонка на части, и страшно прокляла жестокого властителя. Вероятно, в пароксизме чувств у женщины в тот момент случилось провидение, потому что она назвала еще нерожденное дитя Гелсарта бескрылым чудовищем, зверем, лишенным человеческого разума. Ужасом, сеющим смерть вокруг. И предрекла, что чудовище так никогда и не обретет свою истинную суть, ползая в подземных норах, пока не издохнет.

А других детей у властителя не будет.

Женщина кричала долго. Солдаты ее, конечно же, убили. Однако и сами вскоре погибли там же при невыясненных обстоятельствах. Пересказать властителю слова проклятия было просто некому. Лесарта не интересовала смерть солдат, они ее заслужили.

Слова той женщины.

Бескрылое, лишенное человеческого разума... Не обрести истинную суть...

Он видел племянника своими глазами - обыкновенный человеческий ребенок. Потом странствующий жрец объяснил ему, что проклятие начало действовать в полную силу с первым оборотом. И показал ему чудовище.

Лесарт осознавал, что это из-за чудовищной жестокости отца Зэйн родился проклятым, искалеченным драконом. Лишенным крыльев, теряющим человеческий разум в обороте. Но как??? Как такое могло произойти, что у его брата, на какую-то сотую долю демона в крови, мог родиться дракон?! Как...? Это было выше его понимания.

Жрец не стал ничего объяснять, просто открыл ему смысл двух первых предсказаний Оракула. А потом случилось еще одно, третье.

глава 40

Проснуться утром и не верить, что все это правда.

Слишком много счастья. Страшно качнуть чаши равновесия судьбы, стронуть песчинки в часах. Пусть замрет время, хотя бы ненадолго, пока она лежит в теплом коконе его сильных ласковых рук.

Кажется, уже нельзя больше пить хмельной пылающий мед близости, уже выпито все до дна, до капли. Пресыщено тело, переполнено до истомы, до изнеможения.

Но ярко горит мед, до безумия сладко. Хочется еще и еще, и еще...

Просто надо сделать усилие над собой и прерваться.

Глянуть на себя в зеркало... И ужаснуться. Ну и вид, волосы всклокоченные, глаза сияют звездами, зато по всему телу полно следов любви... Кошмар!

Геста тут же понеслась в ванную, приводить себя в порядок, в который раз вспоминая воспитательницу, приставленную к ней царицей Фелисой. Та говаривала не раз, что рядом с супругом надо выглядеть безупречно. Любая мелочь может его отвратить...

Нет. Ее чудовище, похоже, ничто не может отвратить, потому что именно это Зэйн ей молча доказывал. А после, когда они вместе нежились в телой воде, Геста вспоминала урывками, что он шептал ей ночью. Стихи на хакс, языке степных кочевников. Геста и знать не знала, что это может звучать так красиво.

«Как рассказать о том, чего хочу?

Быть возле сердца твоего хочу.

Молить об исполнении желаний

Тебя, живое божество, хочу.

Глаз не смыкая, праздновать с тобою

Ночь нашу, наше торжество хочу.